С этими словами Карла затянула свой хвост и завернула за угол.

Мак пролистал документы, прикрепленные к планшету, и сел на пол рядом с ледогенератором, прислонившись спиной к стене.

Верхняя строчка на первой странице гласила «должность». Кто-то, наверное Карла, уже заполнил ее словами «портовый рабочий». Именно на эту должность Мак и подавал заявку в марте, когда понял, что если не уедет хотя бы на короткое время, то потеряет все, что с таким трудом создавал.

Впереди ждал еще год колледжа, тесты, которые надо сдать хорошо, поступление в медицинский институт, будущее, которое надо планировать, двое родителей, которых надо ублажать, девушка, которую надо делать счастливой, и мозг, который не перестает сомневаться во всем на каждом шагу. Под таким давлением Мак много месяцев был на грани срыва. Он сказал Эди, что ему нужна передышка – на время или навсегда, он не был уверен, – и это слегка облегчило давление, но было больше похоже на укол, а не поток облегчения, которого он жаждал.

Его лучший друг Грэм уже планировал жить летом в пляжном доме своей тетушки, работая на стройке в Галф-Шорс у отцовского делового партнера. Когда Мак спросил, можно ли поехать с ним, Грэм сказал ему искать работу, собирать сумку и ехать в маленький голубой домик на Олд-Ривер.

Некоторые одноклассники Мака на каникулах работали в Сансет-Марине, и он всегда им завидовал. Долгими летними днями они трудились в доках и продавали в магазине футболки, банки с напитками и солнцезащитный крем, а он работал в кардиологической клинике своего отца, заполняя документы, сидя на приемах пациентов и время от времени наблюдая за операциями. Ему даже нравилось – он всегда знал, что медицина его призвание, – но ему также хотелось, чтобы ему разрешалось планировать свое лето и свою жизнь на своих условиях. Идти своим путем.

Теперь, в двадцать лет, перед последним курсом колледжа, он наконец получил такую возможность. «Лучше поздно, чем никогда, – сказал ему Грэм, когда Мак советовался с ним весной. – Знаешь же, у врачей нет летних каникул». Эди, которая семь лет была девушкой Мака, не особо бурно отреагировала на его решение отправиться на побережье. Но судя по тому, что она воспользовалась возможностью уехать на лето в «Большое яблоко», похоже, они оба получат некоторую передышку.

Морской ветерок растрепал волосы Мака, принеся запахи моторного масла и соленой свежести Мексиканского залива. Он откинул голову на стену за спиной, радуясь, что впереди еще три месяца, дни, наполненные солнцем и свежим воздухом, время и пространство для размышлений.

Этой весной они с Эди впервые задали друг другу важные, взрослые вопросы. Останутся ли они вместе после окончания колледжа? Ждет ли их на горизонте свадьба? Представляют ли они жизнь друг без друга? Когда они поняли, что не могут ответить на них, то решили провести некоторое время врозь.

Мак любит Эди – конечно, он по-прежнему любит ее, – но ему нужно это лето, чтобы выяснить, чего он действительно хочет и что нужно им обоим.

Не думая, Мак бросил взгляд туда, где Кэт, усевшись на носу лодки, развязывала трос. Ее руки действовали быстро и уверенно, и у него в голове всплыли ее слова: «Для остальных это настоящая работа. Способ сводить концы с концами».

Она же не знала, что для Мака это лето может оказаться способом свести концы с концами. Потому что останься он хоть в Южной Алабаме, взяв больше подготовительных медицинских курсов, хоть в Мобиле в отцовской клинике, он бы сорвался. И самое безумное в том, что отчасти ему хотелось избавиться от всего этого: от образа идеального будущего, за который он так долго цеплялся, от всеобщих высоких ожиданий, которые тяжело давили на плечи, а возможно и от руки единственной девушки, которую любил.

Мак не признавался в этом никому: ни Эди, ни Грэму и уж точно не родителям – но иногда ему казалось, что он сбился с пути. Он не знал, когда именно все свернуло не туда, но был настроен этим летом снова найти свой путь. Найти свой главный ориентир.

Заполнив документы, Мак встал и еще раз вдохнул, наполняя легкие теплым воздухом, а затем выдохнул вместе с остатками напряжения в шее. Бросил последний взгляд на «Алабама Рэдс», подхватил кулер Дэйва и пошел обратно, к Карле и своему первому рабочему дню.

Глава 2

Лето 2000 года

Через три дня после окончания третьего курса колледжа Эди Эверетт сидела в терминале С международного аэропорта Бирмингема, мучая стаканчик чуть теплого кофе и пытаясь подавить нервную дрожь в животе. Она еще раз проверила внешний карман своей ручной клади, убедившись, что тонкий бумажный пакет с билетами все еще на месте. Бирмингем – Атланта, Атланта – Ла-Гуардия. Аэропорт Ла-Гуардия. Нью-Йорк.

Она убрала пакет обратно в сумку и, сделав еще один глоток кофе, откинулась на спинку кресла. Час назад она на прощание поцеловала родителей у стеклянных дверей аэропорта и последние двадцать минут наблюдала за людьми в оживленном терминале, гадая, правильное ли решение приняла. Было ли хоть одно ее решение правильным? Что касается почти спонтанного решения поехать в Нью-Йорк, вцепившись в несбыточную мечту о летней стажировке, приговор еще не вынесен. Раньше она никогда не делала ничего подобного – вслепую бросаться во что-либо, не зная людей, плана или последствий.

Тут она слишком самокритична: кое-что она знает. Например, где будет работать и какой вид работы выполнять. И она знает вероятные последствия самой поездки: возвращение домой с полным альбомом зарисовок улиц и парков, пониманием работы настоящих дизайнеров интерьеров и, весьма вероятно, новой любовью к процветающему городу.

Но последствия лично для нее? Это оставалось загадкой. Вместо планирования свадьбы с Маком, которая, в ее понимании, неизбежно состоится летом после окончания колледжа, они даже не проводят лето вместе. Пока она на пути к стажировке в Нью-Йорке, он отправился на три месяца на побережье заправлять дорогие лодки и… Что? Вязать узлы? Продавать наживку? Эди честно понятия не имела, что он будет делать. Знала только, что он получил работу в Сансет-Марине в Орандж-Бич.

Это разительно отличалось от предыдущих четырех лет, когда он работал в Кардиологической клинике Свона, изучая совсем другие наборы узлов под пристальным присмотром своего отца и нарабатывая часы, которые, как он надеялся, выделят его заявление в медицинский институт на фоне остальных. Произведет ли «портовый рабочий» в этих заявлениях хоть какое-то впечатление?

Эди встала и размяла спину, прошла несколько шагов к телевизору, где метеоролог в подтяжках озвучивал ожидаемую дневную жару в Бирмингеме. Выбросила стаканчик в мусорку, и он с глухим звуком ударился о пустое дно.

Мак в своих заявлениях может написать что угодно. Хоть «работник зоопарка», хоть «мороженщик», хоть «портовый рабочий в Сансет-Марине». Его оценок достаточно, чтобы поступить в любой медицинский вуз по своему желанию, и даже если бы их было недостаточно, то достаточно самого Мака. Он может продать пресловутый кетчуп на палочке не благодаря своему дару убеждения или сахарным речам, а просто потому, какой он. Мак из хороших парней: добрый, дружелюбный, скромный. В общем, самый приятный человек, что она знает. Эди не сомневалась, что он добьется всего, что задумает: медицинский вуз, доктор, мэр. Муж. Отец.

Учитывая их последний разговор, будет ли она рядом, чтобы увидеть все это?

Эди вернулась на место рядом со своей сумкой и проверила фотоаппарат в боковом кармане. Она положила дополнительную пленку, но утром папа дал ей еще три катушки, когда они с мамой провожали ее до терминала.

– Удачного лета, – сказал он, притягивая ее к себе под мышку. – И сделай как можно больше фотографий. Я всегда хотел увидеть Нью-Йорк.

Он подмигнул и улыбнулся, но в глазах мерцала грусть.

Бад Эверетт походил на медведя и всегда был готов обниматься, но немел, как только речь заходила о чем-то личном. Он любил своим присутствием – своими теплыми объятиями, а не словами. Эди хотела заверить его, что с ней все будет хорошо, что она будет в безопасности и вернется домой целой и невредимой, но, как обычно, вмешалась мама, сетовавшая на отсутствие Мака.