Бросив взгляд на спальню лучшего друга, где все еще шумел душ, Мак сел обратно и начал читать.

«Дорогой Грэм,

Сегодняшняя дорога домой с работы была отвратительной. Только что прошел дождь, что в Нью-Йорке означает, что тротуары становятся очень скользкими, а все машины разбрызгивают грязную воду во все стороны. Я промокла насквозь, потому что забыла зонт, проголодалась, и у меня болят ноги, потому что я прошла двенадцать кварталов в мокрых туфлях. А потом я подняла голову, и в узком просвете между двумя высокими зданиями увидела радугу. Кто-то врезался в меня сзади, потому что я остановилась посреди тротуара и просто смотрела на нее.

В одну секунду я мысленно вернулась в тот день, когда мы с тобой ходили на рыбалку. Мак тоже собирался, но остался дома, потому что отравился чем-то на барбекю. Так что мы вдвоем сидели в твоей зеленой алюминиевой лодке в тихой маленькой бухточке недалеко от твоего дома. Мы рыбачили, болтали и много смеялись. Потом пошел дождь, но солнце по-прежнему светило, и мы увидели радугу. Помнишь?

Когда я повернулась проверить, заметил ли ты, ты уже смотрел на меня. Мне так сильно хотелось узнать, о чем ты думал, но я не успела спросить (хотя не уверена, что мне хватило бы духу), ты завел двигатель и направил лодку из бухты обратно к дому. К тому времени как мы вернулись, мне казалось, что что-то между нами изменилось. Что-то стало другим.

Когда мы вошли, Мак был у двери. Ему стало лучше, и он не хотел пропускать веселье. И все опять стало как всегда. Мы с Маком. И ты. Мне было интересно, но я никогда не спрашивала: почему ты задержался с нами? Почему терпел нас? Должно быть, вместе мы были очень раздражающими. Я рада, что ты задержался с нами, но для тебя это, наверное, было неловко. Извини за…»

– Привет. – Услышав голос Грэма, Мак резко поднял глаза. Грэм стоял в дверях своей спальни в шортах и вытирал голову. – Не слышал, как ты пришел.

Он бросил взгляд на листочки в руках Мака.

Мак положил их на журнальный столик и взял миску с хлопьями.

– Я только недавно пришел, – пояснил он, сунув в рот размокшие хлопья.

Грэм задержал на нем взгляд на мгновение дольше необходимого, затем вернулся в свою комнату. Почти сразу он вышел, натягивая футболку, и сел на другой конец дивана.

– Хорошо поработал?

– Да, – быстро сказал Мак. – Нормально. А ты?

Грэм пожал плечами.

– Хорошо. Жарко.

– Что за письмо?

Слова вырвались, хотя он не принимал сознательного решения что-либо спрашивать.

Грэм дернул головой, смахивая влажные черные волосы со лба.

– Мы просто поддерживаем связь. Она рассказывает мне про свою работу. Квартиру. – Он опять пожал плечами. – Про жизнь.

«Жизнь», – подумал Мак. В письме не было ничего про работу или квартиру. Ее слова, адресованные Грэму, были пылкими. Искренними. Они были полны эмоций и не были направлены на него, Мака.

«Может, она двигается дальше. Может, мне тоже следует».

Акула на экране разорвала ничего не подозревающего водного лыжника, и разговор сошел на нет. Грэм не спускал взгляда с письма Эди на журнальном столике, и Мак стиснул зубы, готовясь или задать вопрос, или отвечать, но Грэм заговорил первым:

– Ужасный фильм.

Мак выдохнул через нос.

– Да, правда.

Они молча досматривали кино, хлопья Мака растворялись в миске, а письмо Эди трепетало на журнальном столике перед ними. Мак хотел сказать что-нибудь – об ощутимых изменениях между ними, о своем страхе, что их дружба тает, но слова утонули в растерянности и поражении.

Глава 20

Лето 2000 года

На крыше Эди только что закончила письмо Грэму. В голове полыхали старые воспоминания и мысль о работе с ним в этом пульсирующем, электрическом городе, когда за спиной громыхнула дверь на лестницу. Она обернулась на стуле: к ней шла девушка с коричневым бумажным пакетом в одной руке и с лохматой коричневой собакой на поводке в другой.

– Здравствуйте, – улыбнулась Эди.

– Привет. Не возражаешь, если я присяду?

Девушка показала на второй стул у стола, где Эди ела принесенную с собой еду.

– Конечно. В смысле – нет, не возражаю.

Девушка села, а собака свернулась у ее ног, тяжело дыша и поскуливая.

– Это не тебе, – сказала девушка собаке, потом отвернулась и чихнула. – Я тебя уже покормила. – Она шмыгнула носом, затем достала из пакета две белые коробки из китайского ресторана и поставила на столик перед собой. Когда Эди хихикнула, девушка улыбнулась. – Что?

Эди показала на свою белую коробочку с напечатанным жирными красными буквами названием ресторана.

– Гении мыслят одинаково, – улыбнулась девушка. – Или это, или иметь внизу китайский ресторан слишком удобно.

– Может, и того, и другого понемножку. Я Эди.

– Джудит. – Девушка еще раз широко улыбнулась и шмыгнула носом. – А это Флетчер.

– Он милый.

Эди погладила пса по мягкой голове.

– Спасибо. Он моего брата. Я живу в его квартире этим летом, пока он в Вашингтоне. Он разрешил мне пожить бесплатно при условии, что я буду заботиться о Флетче. – Джудит съела кусочек курицы с кунжутом. – Что было бы абсолютно идеально, не будь у меня аллергии на собак.

Эди засмеялась.

– У тебя аллергия на собак? И ты должна жить с ним все лето?

Джудит кивнула.

– По сути, я выгляжу, как будто у меня постоянно сильная простуда. Вот почему мы проводим как можно больше времени на свежем воздухе. Ну, – она пожала плечами, – относительно свежем. В конце концов, это же Нью-Йорк.

Эди доела последние кусочки своего ло мейна и бросила коробочку в свой коричневый пакет.

– Куда отправится твоя открытка? – Джудит показала подбородком на лежавшую перед Эди открытку.

– О. В Алабаму. Орандж-Бич, если точнее.

– Побережье. Звучит классно. Ты оттуда?

– Нет. Ну, я живу в Алабаме, но мой… друг поехал туда на лето.

– Мальчик?

Джудит комично задвигала бровями вверх-вниз. Ее волосы – насыщенные огненно-рыжие и торчащие вокруг головы буйными кудряшками – подпрыгнули, когда она наклонила голову.

Эди засмеялась, а Флетчер гавкнул, как будто хотел присоединиться к веселью. Эди еще раз погладила его.

– Да, мальчик. Но он не мой парень.

Она не стала говорить, что ее парень живет там же.

«Бывший парень».

– Сколько тебе лет?

– Двадцать, – сказала Эди. – Еще как минимум несколько недель. А тебе?

– Двадцать два. Я просто спросила, потому что такое впечатление, будто в какой-то момент дружить с мальчиками становится сложно, не думаешь?

– Не знаю. Я об этом не думала.

– Для меня, если мальчик нравится мне достаточно, чтобы я хотела проводить с ним время, я начинаю задаваться вопросом, почему не рассматриваю его в качестве парня. Долгосрочного, знаешь? Вот как твой. – Джудит показала палочками на открытку. – Очевидно, что он тебе достаточно небезразличен, чтобы поддерживать связь, пока ты здесь. Что останавливает тебя от отношений с ним? – Эди открыла было рот, но у нее не нашлось ответа. Джудит рассмеялась. – Извини. Мне говорили, что иногда я бываю немного бестактна.

Они продолжали болтать, пока Джудит доедала свой ужин, обмениваясь более спокойной информацией о родных городах, школах, работах. Эди с удовольствием поняла, что ей нравится Джудит: она находила ее прямоту и искренность освежающими, даже если и немного бестактными, как сказала сама Джудит.

Позже, спускаясь к своим квартирам, они договорились снова поужинать на крыше следующим вечером. В ту ночь Эди ложилась спать с новой легкостью в сердце, счастливая от того, что нашла подругу в суматошном летнем Нью-Йорке. Поднятое на несколько дюймов окно пропускало ночной воздух. Эди лежала на спине и раздумывала над словами Джудит. «В какой-то момент дружить с мальчиками становится сложно».